Прошедшим летом из списка факультетов ТГУ исчез «исторический». Сам факультет, конечно, остался, но теперь он называется по-другому — исторических и политических наук. Почему бывший ИФ сменил свое имя, что такое широкий бакалавриат, и как сегодня должна преподаваться история — об этом рассказывает декан факультета Евгений Луков.
— Евгений Викторович, почему после стольких лет существования факультет вдруг решил поменять название?
— Это случилось не вдруг, мы к этому довольно долго шли. За последние два с половиной десятка лет у нас появлялись новые направления — международные отношения, документоведение, регионоведение — российское и зарубежное. И к началу 2010 года на факультете сложились шесть направлений подготовки, три из которых относятся к укрупненной группе дисциплин «История и археология», и три — к «Политическим наукам и регионоведению». По сути, факультет перестал быть только историческим, он оказался состоящим из двух равнозначных частей, как по количеству преподавателей, студентов, так и по привлекаемым ресурсам.
Конечно, можно было и дальше с таким названием жить, но встал вопрос правильного позиционирования. Как декан я с этим уже столкнулся. Когда приходишь, например, к нашим потенциальным партнерам с предложениями включиться в образовательный процесс, брать студентов на практику, то у них возникает вопрос — а зачем им исторический факультет? Это же «про историю». И приходилось убеждать собеседника, что у нас есть и другие направления. А иногда ведь и партнеры ищут нас. Например, организациям нужно найти экспертов в области регионоведения, внешней политики. Они открывают сайт ТГУ, видят название «исторический» и дальше уже не смотрят. То же самое касается и позиционирования среди абитуриентов. Не все сразу понимают, что у нас не только «про историю». Опять же, если приезжают иностранные делегации, даже первого контакта не получается, когда меня представляют, как декана исторического факультета. У ведущих зарубежных вузов и у большинства российских уже нет практически таких факультетов, обычно — это факультеты социальных, политических, гуманитарных наук.
— Новое название определило и судьбу кафедры политологии?
— Просто стало понятно, что если мы так назовемся, то нахождение «Политологии» на ФсФ будет выглядеть странно и вызывать путаницу. Мы поговорили с зав. кафедрой политологии, деканом, было голосование на факультетах, всем объясняли логику. Были, конечно, и противники, были сторонники, и последних оказалось больше, даже на ФсФ. Так что никакого рейдерского захвата не было (улыбается).
Ведь политология предметно очень связана с историей: политические процессы разворачиваются во времени. Мы и раньше уже проводили совместные конференции, сейчас есть совместный проект — создание диссертационного совета.
— Смена «вывески» — это только закономерный итог, или начало каких-то изменений на факультете?
— Мир сегодня меняется, и мы, конечно, должны меняться вместе с ним. Но для трансформации нужно понять, что такое факультет будущего. И у нас в прошлом году прошла стратегическая сессия. Участие было добровольное, из 130 преподавателей факультета пришло 40 человек, и это достаточно много. Мы провели три модуля по три дня и получили на выходе несколько проектов и понимание, куда нам двигаться дальше.
Один из проектов, которые мы наметили на стратегической сессии, – переход на широкий бакалавриат. Студенты сейчас определяются поздно и, поступая на первый курс, очень часто не знают, чего они на самом деле хотят. Из-за этого многие отчисляются или плохо учатся. С другой стороны — на бакалавриате есть общие навыки, которым учат всех — универсальные компетенции, постановка мышления и т.д. Зачем это делать в отдельных программах, если можно объединить? Факультет у нас, к счастью, большой, и мы можем себе позволить провести такой эксперимент — первые два года студенты учатся вместе по одной и той же программе. При этом каждый может попробовать себя в разной сфере — политология, история, антропология и т.д. К концу второго курса, познакомившись с преподавателями, пройдя определенные практики, студенты сделают уже осознанный выбор, кем они хотят быть, и на 3-4-м курсах будут получать уже профессиональные знания. Мы такую идею придумали и в течение этого учебного года хотим разработать проект, чтобы, возможно, уже в следующем году сделать широкий бакалавриат. Конечно, здесь есть немало проблем, которые придется решать, но я надеюсь, что все получится.
— В магистратуре тоже планируются изменения?
— Мы здесь пытаемся скорее придать больше осмысленности. Если раньше все магистратуры позиционировались как исследовательские, то сейчас этого нет. Это профессиональная подготовка, и чаще всего — не занятие наукой. Мы понимаем: чтобы взрослых людей привлечь в магистерскую программу, да еще за деньги, должен быть точный ответ на вопрос — чему они научатся такому, что будет востребовано на рынке. И мы из этой логики пытаемся сейчас перестроить наши магистерские программы, найти партнеров, понять, кого мы готовим, где они будут проходить реальные практики. То есть сейчас в магистратуре идет попытка пересобрать программы, ориентированные на рынок.
— В прошлом году на направлении «Программная инженерия» был проведен эксперимент по преподаванию истории, у них появился новый предмет — «Аналитическая история». Как вы оцениваете результаты?
— На мой взгляд, эксперимент удался. Мы давно уже почувствовали, что тот формат преподавания истории, когда студентов заставляли выучивать огромное количество событий, фактов, пересказывать их, устарел. Во-первых, студенты перестали ходить на занятия, потеряли интерес к ним, особенно на неисторических факультетах. Во-вторых, — факультеты перестали передавать нам нагрузку и начали сокращать количество часов на историю, так как в образовательных стандартах не указано, сколько времени на нее должно выделяться. И это была не только наша тенденция, а общероссийская.
В то же время у нас на ИФ уже было несколько человек, которые преподавали историю на других факультетах по-новому. Они смотрели, какие компетенции, связанные с общекультурным образованием, требовались на этих факультетах и перевели их на язык истории. Это и умение работать в группе, и системное мышление, коммуникативные навыки и т.д. Поэтому, когда информатики обратились, нам уже было что предложить. Мы понимаем, что выход в одном — мы должны преподавать историю на других факультетах, решая не наши проблемы — обеспечить преподавателей ставками, — а решая их задачи: достигнуть такого образовательного результата, который они хотят. Только в этом случае факультеты будут заинтересованы приглашать наших историков. Параллельно в прошлом году на нескольких площадках наши преподаватели отрабатывали различные подобные практики. По итогам мы собрали семинар, где они поделились опытом, обменялись лучшими практиками и в итоге сделали программу-презентацию — что мы можем предложить другим факультетам. И ряд деканов и директоров институтов проявили интерес — в частности, ФЖ, РФФ, ИЭМ. Весной мы сделали для них презентацию, и уже в этом году такая программа появилась и на некоторых других факультетах.
— И все-таки какими компетенциями должны обладать студенты-не историки, которые прослушали курс истории?
— Должно быть определенное понимание исторического процесса, они должны научиться некоторым навыкам работы с текстом, умению читать текст — это очень важный момент для любого специалиста, а на историческом тексте оно ставится достаточно хорошо. Во-вторых, они должны понимать исторические отличия времен. Если это текст 19-го века, то его надо рассматривать в контексте культуры 19-го века. И плюс у них должно сформироваться еще одно важное понимание – развитие во времени тех или иных процессов, потому что любые институты, существующие сейчас, формировались в разное время и под разные задачи, которые ставились исходя из ситуации прошлого.
— Сейчас историю пересматривают. Меняется ли преподавание в связи с этим? И как вы к этому относитесь?
— Среди профессиональных историков есть утверждение, что каждое поколение пишет новую историю. Мы смотрим на историю с нашей позиции — с высоты имеющегося опыта, и, исходя из него, пытаемся дать оценку событию, которое произошло раньше. Это неизбежный момент, и никуда от этого не денешься. Это нормальный процесс в том плане, что история — это всегда картина мира, которая формируется определенными группами. В советское время нам сформировали картину мира, что все равны и не может быть эксплуатации человека человеком. Сейчас формируется уже другая картина мира. И мне кажется, что университетское преподавание истории должно быть таким, чтобы показать человеку разные точки зрения на одни и те же процессы. Потому что однозначно правильного ответа в этих контекстах столкновения различных интересов просто нет. Если мы будем формировать «единственно правильную» точку зрения, то человек в будущем никогда не сможет сформировать собственное отношение к происходящим событиям. А он должен уметь давать им собственную оценку, уметь анализировать то, что ему говорят, а не слепо верить. На мой взгляд, история должна преподаваться так, чтобы формировать у человека потребность в постоянном самоопределении.
— Если говорить о научной сфере — здесь требуются какие-то изменения на факультете?
— В научной деятельности факультет, я считаю, показывает хорошие результаты. За прошлый год у нас было выиграно три гранта РНФ — больше всех в ТГУ. У нас три президентских молодежных гранта и, опять же, ни на одном факультете столько нет. Если посчитать все гранты для студентов, молодых сотрудников, взрослых, то показатели у факультета очень хорошие. У нас есть большие крупные проекты с зарубежными университетами. Но нам нужно поработать на цели университета, занять более высокие позиции в мировых рейтингах. Это не самоцель, просто чем выше ты находишься в рейтинге, тем большее количество ведущих университетов хотят с тобой сотрудничать.
Один из факторов движения в рейтингах — цитируемость научных работ. Наши ученые публиковались в российских научных журналах, и раньше считалось, что этого достаточно. Сейчас работы надо публиковать в ведущих журналах, входящих в базы данных Scopus и Web of Science. Поэтому для преподавателей, готовых задавать тон в науке, мы провели курс академического английского, курсы повышения квалификации по работе с иностранными журналами, с базами данных, с рейтингами.
— Насколько сложно опубликоваться в зарубежных журналах историку?
— Проблема, конечно, есть. Первоначально было ощущение, что достаточно статью перевести на английский язык, и она будет опубликована. Оказалось, все не так просто. В мировом пространстве свои авторитеты. Если ты не являешься последователем какой-то школы, участником каких-то сетей, коллабораций, ты просто не попадаешь в тематику журнала, а твоя никому не интересна. И поскольку наша историческая наука долгое время была замкнутой, мы оказались как бы в стороне.
— Какой есть выход из ситуации?
— Развернуть немного свою тематику, встроить ее в мировой контекст — на самом деле это не проблема. Взять, например, историю России. Если мы просто описываем событие, которое у нас произошло, то это мало кому интересно. А если мы рассматриваем проблемы демократического или авторитарного устройства на своем примере, такой подход может быть интересен. И двигаясь по этому пути, мы можем стать конкурентоспособными на международном уровне.
