Для матерей каждый учебный год ребенка — все равно что беременность. Длится девять месяцев, тошнить начинает уже со второй недели. А в этот раз даже двухнедельной паузы не получилось — непреодолимая тошнота настигла уже 1 сентября, сразу после линейки. Могла и на ней подступить, да, спасибо, директор школы не читала обращение к детям по бумажке, как бывало раньше. Но потом случился классный час…
Его темой педагог сделала выбор профессии. Оказавшись в кабинете вместе с еще одой мамашей и шестиклассниками, я выслушала предложенные задания: вспомнить профессии на букву «п»; изобразить водителя так, чтобы остальные догадались, о ком идет речь; назвать профессии, которые уже исчезли, и которые появились относительно недавно. А еще узнала, почему некоторые люди по утрам не хотят идти на работу. Неправильно выбрали потому что. Вот кто правильно выбрал – тот всегда с удовольствием работает. Да-да.
Никакого особого удовольствия от встречи с «дорогими ребятами» на лице учительницы заметно не было. «Дорогие ребята» в свою очередь вели себя как попало, перебивая педагога «посторонними» вопросами. Ну вообще не по теме. «А где новенькая, которая должна прийти?». «А почему Ваня перешел в другую школу?». «А можно мы сами выберем, с кем будем сидеть?».
И мне тоже хотелось — каааак начать себя вести как попало… Например, встать и высказать этой почтенной даме все, что я думаю об учителях…
Но лучше я сделаю это здесь, чтобы выслушал это не один конкретный человек. Тем более что дело-то вообще не в ней, и даже не в нашей конкретной школе, а в школе — как в системе.
Неужели вы, люди, работающие в ней, не видите и не понимаете, насколько вы в подавляющем большинстве неинтересны, бесполезны и даже вредны? Да, вас круто подмяли вышестоящие руководители и инстанции — вы вечно должны составлять какие-то планы, программы, отчеты… Но почему вы не бунтуете? Неужели вы не осознаете, что за этими бумагами разучились общаться с детьми? Я сейчас не обобщаю. Знаю несколько прекрасных педагогов, в том числе из нашей школы, которых интересно слушать. Кто-то из них уже очень в годах и не сломался исключительно из-за сильного характера. Кто-то наоборот молод и потому пока не испорчен. А кто-то, как одна моя подруга, мог бы стать настоящим любимым Учителем, но не выдержал давления в духе «так не принято», «не распускайте детей» и «где ваш план урока». И — ушел из школы.
Вы попробуйте, собираясь к подружке «на поболтать», составить план разговора с ней. «Я: Здравствуй, Таня. Замечательно выглядишь. Давай выпьем по чашечке чая и обсудим, какой рецепт кабачковой икры самый лучший». Таня: Привет, Катя. Рада тебя видеть! С удовольствием поделюсь с тобой рецептом, который мне дала наша общая подруга Женя».
Понимаете? Может быть, даже вы и будете разговаривать именно такими словами, но написанные предварительно на бумажке они уже стали неживыми… Так и уроки — проводимые по плану, они становятся мертвым грузом.
«Чем занимались сегодня?», — спрашивала я сына в прошлом году про урок труда. «Разговаривали с учителем», — отвечал он не раз. Вот такими должны быть учителя. Конечно, они попутно что-то мастерили, но потом, да и во время работы за станками они РАЗГОВАРИВАЛИ. Не по плану — а про камни, про космос, про войну и прочие интересные пацанам темы.
Почему нельзя было вчерашний классный час, раз уж он посвящен выбору профессии, провести в формате разговора, а не выполнения каких-то заданий? Пусть бы каждый вспомнил, кем и почему хотел стать в детстве. Кондуктором, потому что у них в сумке много денег. Балериной, чтобы влюбился соседский Мишка. Летчиком, чтобы носить такой же шлем из скрипящей кожи, какой был у прадеда… А я вот, например, как-то раз увидев техничку, захотела тоже стать уборщицей: так чудесно у нее получалось — раз шваброй, и пол становится чистым… Да у каждого человека найдется, что рассказать про себя. И сама учительница бы пусть рассказала — кем она хотела стать, как выбирала профессию. И — считает ли свой выбор правильным…
Всего этого не произошло, потому что элементарно не могло произойти. Потому что смысл слова «разговаривать» школа превращает просто в процесс извлечения звуков. И звуки эти должны извлекаться в соответствии с планом, чтобы не сорвать урок. Видимо, мало того, что содержательная составляющая уроков, продиктованная учебными программами, сама по себе никудышна и малопригодна для дальнейшей жизни сегодняшних школьников. Кому это нужно: знать, что «десять существительных среднего рода на –мя (бремя, время, вымя, знамя, имя, пламя, племя, семя, стремя и темя) и существительное мужского рода «путь» в родительном, дательном и предложном падежах в единственном числе имеют окончания существительных третьего склонения –и, а в творительном падеже принимают окончания существительных второго склонения –ем/ём»? Если человек напишет «у меня нет временЕ» из-за того, что не запомнит это правило, боюсь, ему ничто не поможет.
Но бюрократическая обязаловка составлять планы и программы даже от внешкольных занятий умудряется оттолкнуть.
«Отдайте мальчика на военно-патриотическое воспитание, нам так парни нужны! Сегодня вечером приедет руководитель отряда, приходите на родительское собрание», — «поймала» нас в коридоре после классного часа незнакомая учительница. И мы с радостью пошли. Потому что там в частности шла речь о стрельбе в тире, а это дело мой подрастающий парень очень любит.
Минут десять пожилой дяденька в сером костюме серым голосом рассказывал о том, когда родился, учился, женился, воевал и так далее. Зачем — непонятно. Если для того чтобы расположить к себе родительские сердца – то затея, во всяком случае, с моим сердцем, провалилась. За обладателей остальных сердец не поручусь — на лицах не просматривалось никаких эмоций. Потом последовал не менее скучный монолог о том, чем занимается их отряд, и каких он добился успехов в виде грамот, поощрений и благодарностей. Снова звучало «составили программу», «в департаменте одобрили»… Наверное, я вела себя «не очень прилично» во время этого собрания. Считала ворон в окне. Переписывалась с друзьями «В Контакте». Перешептывалась с сыном: «Пойдем отсюда— неинтересно, чего время терять. Все равно я тебя такому неинтересному дядьке не отдам». — «Да мне без разницы — сижу да сижу. Просто не понимаю, зачем он все это рассказывает». Еще я пялилась на учительницу, позвавшую нас: когда дяденька произносил слова «Министерство образования» и «распоряжение», она машинально кивала. Привычка, наверное. Спустя полчаса терпение мое закончилось, переговоры с сыном свелись к тому, что все-таки уходим, и мы демонстративно вышли. «Извините», — сказала я дяденьке.
Хотя, собственно, извиняться было не за что. Просто получилось, как порой бывает с фильмами или книгами. Ты знаешь вкратце сюжет, он кажется тебе увлекательным, и начинаешь читать. А оказывается, что автор — бездарь и вполне себе годный сюжет превратил в унылое г… кхм… ну, пусть будет в галиматью.
Потом дома мы разговаривали с сыном о том, что не надо тратить свое время на людей, с которыми тебе неинтересно. Надо вставать и уходить. Потому что все эти хоть часик, хоть всего полчасика — это все твоя жизнь. Почему с этого собрания не ушли остальные родители и дети? Видимо, потому что «так не принято». Идиотское правило. Пока оно будет действовать — школа так и будет оставаться почти сплошным унылым г… ну, ладно — пусть не г. Пусть б — болотом, например. А островков, на которые можно выбраться из него, будет все меньше. И тут уже вина не только школы как системы. Но и тех, кто отправляет туда своих детей.
«Куда уходить?». Нашим путем стало домашнее обучение, половину пятого класса сын посещал только уроки физкультуры и труда. Закончил год без троек и с такими же отметками, которые получил бы, учась, «как все». Отправляясь на вчерашнюю линейку, мы еще не были уверены, продолжим этот опыт или нет: вдруг что-то изменилось? Школа буквально за один день преподала нам урок: ни-че-го.
Ирина Костина
Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора
