Трагедию семьи Вылегжаниных многие проживают, как свою собственную. И остановить поток эмоций даже при желании бывает непросто. На нашу просьбу проанализировать непростую психологическую обстановку, возникшую в городе после этой истории, откликнулся доктор психологических наук Олег Лукьянов — заведующий кафедрой психологии личности Томского государственного университета.
— Как бы вы назвали психологический фон, который сформировался в городе после ЧП?
— Фон опасности, вины, неспособности осмысленно действовать. Есть так называемая «экзистенциальная вина» — когда фактически человек не предпринимал никаких действий и с «юридической» точки зрения не виноват, но факт случившегося изменил мир, в котором мы живем, и мы вину чувствуем. Часто люди реагируют на эту вину тем, что «переживают», анализируют возможные варианты, ставят себя на место других или в себя другую ситуацию. Но эти переживания от экзистенциальной вины не освобождают. Ее нельзя ни простить, ни искупить.
— Массовое участие в поисках девочки — это как раз пример переживания этих эмоций?
— Тот, кто присоединился к поискам, действительно проявил участие. Реальная опасность и общие чувства сплотили людей, мобилизовали их на активные действия. Во время поисков была надежда. Это можно назвать психологически «здоровым» поведением. С осторожностью надо относиться к тому, что в эту активность может вливаться и поток так называемой гиперреактивности — когда человек не принимает решений, не совершает эффективных действий, а «погружается» в эмоциональные переживания, страхи, информационные шумы. Например, сидит у экрана или пишет свои мнения в социальных сетях. В этих условиях сплошь и рядом возможны ситуации, когда один делится своей версией случившегося, а другой воспринимает и передает это уже как свершившийся факт, и так дальше оно передается по цепочке… Так и возникают слухи, которые в условиях гиперреактивности распространяются очень быстро.
— Известны случаи, когда люди на своих рабочих местах не могли работать, так как всем офисом следили за ходом поисков.
— Да, это характерно для психологии толпы. Гиперреактивность одних людей способна «втягивать в себя» других, она притягательна и заразительна. Это своего рода эмоциональная волна, от которой сложно укрыться. Полностью это сделать в данном случае невозможно, да, наверное, и не нужно. И в то же время, если говорить о чувствах страха или вины, то, находясь в такой среде, лучше включить «внутреннюю цензуру», фильтровать, на что реагировать, а на что — нет. Люди часто путают гиперреактивность с участием и душевной открытостью. На самом же деле это их противоположность.
— Сейчас поиски закончены — в них уже не поучаствовать. В то же время эмоции остались. Как быть?
— Каждый человек должен принять и реализовать свои решения. Это не означает сиюминутную активность. Это может быть и принятие каких-то решений относительно того, как тебе или твоим близким теперь жить в мире, который вдруг стал менее безопасным. Тут я бы отметил еще и такой эффект, что эта трагедия с одной стороны всех нас объединила в сопереживании и стремлении помочь, а с другой стороны, она нас и разъединила. Ведь от разных людей эта ситуация требует разных действий, разного реагирования. Для родителей, у которых есть дети того же возраста, это одни решения, для педагогов, работающих в детских садах – другие, для городских властей — третьи, для сотрудников силовых служб – четвертые.
— Ощущение такое, что очень тяжело смириться с тем, что мир стал опаснее. Можно что-то посоветовать, как это сделать?
— Смириться сложно. Но рекомендовать заочно можно только в очень общих словах. У всех разные ситуации.
— Давайте чуть поподробнее поговорим о семьях, где есть дети детсадовского возраста. У меня самого трехлетняя дочка.
— Здесь важно оценить степень реальной опасности. И отделить ее от переживаний, которые обострились в связи с трагедией. Да, опасность в данном случае вполне реальна. И все же этот случай — единичный и, дай бог, таковым и останется. Паниковать, забирать ребенка из детского садика и не доверять его вообще никому, может быть, и не стоит. В то же время опасность существует, с ней как-то нужно иметь дело. На уровне конкретной семьи это могут быть какие-то решения о корректировках повседневной жизни. Проверить соблюдение мер безопасности в садиках, может быть, приобрести для ребенка GPS/ ГЛОНАСС маячок-слежения (они сейчас продаются), приучать его не общаться с незнакомцами на улице, может быть, объединиться с другими родителями и как-то пообщаться с воспитателями на эти темы…
— Сейчас действительно много говорится о необходимости учить ребенка не общаться с незнакомцами. А мне вот, честно говоря, кажется, что в детсадовском возрасте это обучение может и навредить.
— Да, чрезмерный фанатизм здесь может обернуться психологическими проблемами. Тем не менее, учить и ставить границы все-таки нужно. Если учитывать возраст, характер и опыт ребенка, то все будет в порядке. Но при этом не стоит забывать, что, помимо осторожности, ребенка нужно учить и отзывчивости тоже… И в то же время только лишь воспитанием вопрос безопасности не решается хотя бы потому, что такой тип преступников способен обмануть даже взрослых людей, что уж говорить о детях.
— В конце прошлой недели в городе прошли массовые акции в память о Вике. Необходимость этих мероприятий была очевидна не для всех.
— Дискуссии о «необходимости акций», как раз пример гиперреактивности, о которой мы говорили выше. Скорбь и печаль сейчас вполне уместны и естественны. Как их проявлять — личное дело каждого. Кто-то посчитал нужным придти на акцию, которая по большому счету особых неудобств никому не доставила, кто-то проявляет эти чувства по-другому… Одно не отрицает другое. О чем здесь спорить?
— Но на ваш взгляд, эти мероприятия скорее нагнетают эмоции или наоборот это такой способ смириться со случившимся?
— Нагнетают эмоции не сами акции, а то, что люди эмоционально «добавляют» к ним от себя. У каждого человека своя интенсивность переживания и осознания случившегося. Но в массе люди всегда теряют свою собственную уникальность, многомерность, многовариантность жизни, упрощаются в нехорошем смысле.
— Этого как-то можно избежать?
— Знаете, как в самолетах про кислородные маски говорят: «Не паникуйте, сначала наденьте кислородную маску на себя, потом на ребенка». Такая рекомендация на случай ЧП в полете дается для того, чтобы взрослый сам всегда был в состоянии действовать осмысленно, тогда у него будет возможность спасти ребенка. Так и здесь. Трагедия уже случилось, отмотать время назад и что-то изменить там мы уже не можем. Она действительно так или иначе касается всех. Соответственно, и реагировать, принимать какие-то решения, каждый должен лично от себя, а уже потом рассуждать о действиях других.
Илья Петров
