Авторские материалы

Обиженные и ослепленные

17:05 / 22.12.14
17808
Мы в социальных сетях:

Как политическая позиция подменяет профессиональные ориентиры, и что из этого получается

После того, как светский обозреватель Божена Рынска заявила, что она — матерая акула пера, потому что первая сообщила о разводе Абрамовича, мне иногда стыдно говорить людям, что я журналист. Гаишникам в августе на Алтае сказал, что педагог. Во-первых, это правда, во-вторых, штраф за превышение скорости неожиданно выписали вдвое меньше. Но в Томске этот номер не проходит. Первую заметку в районную газету Шегарского района «Путь к коммунизму» написал 30 лет назад. Прошел через «Молодой Ленинец», «Красное знамя», ГТРК «Томск»… Мне давно ничего и никому не надо доказывать в профессии. Тем более, с помощью «акул». А еще моя профессия научила меня не обижаться на людей. Потому что обида, ссора, конфликт контрпродуктивны. Ты разругался с человеком, и он больше не разговаривает с тобой, не дает интервью, не рассказывает тебе интересные новости, долго ремонтирует фидер, отключает от эфира, а, значит, начинает страдать твой читатель, зритель, слушатель. 

История с ТВ2 действительно разорвала томское журналистское сообщество, но оно и раньше не страдало монолитностью. О чем я и пытался сказать иносказательно, публикуя в Фэйсбуке байку о честной женщине, бл…х и суровом муже. 

«Жила-была одна честная женщина. Ей так казалось. Удачно вышла замуж. Муж, грубый мужлан, денег все равно давал, а вот честная женщина часто уклонялась от исполнения супружеского долга. Не нравился ей муж. Тогда муж пошел по проституткам. Честная женщина все терпела, только ругала мужа сильнее, а заодно и всех падших женщин.
— Проститутки! — говорила она. — Одна я такая, честная, осталась во всем нашем городе.
Но однажды мужу все надоело. Денег давать перестал, а потом и вообще выгнал из дома. Но честная женщина уже привыкла к хорошей жизни.
— Девочки, — закричала она. — Это что же делается, бабоньки! Меня из моего дома вероломно! Что ж вы молчите, девочки?!
Но девочки молчали. Б…и, че…».

Обиделась, как ни странно, «честная женщина». Я много нового узнал о себе, но больше — об оппонентах. Но это из серии «у кого что болит». Мне бы хотелось сказать о какой-то странной избирательности в проявлении журналистской солидарности. Телеканал «Дождь» вещает из квартиры — молодцы, не сдаются! Увольняют половину сотрудников LIFENEWS — так им и надо, гадам. Мне кажется, это происходит потому, что мы профессионализм стали подменять политической позицией. Еще хуже, когда мы в качестве эмоциональных аргументов как показатель некоего морального права быть авторитетом в профессии начинаем привлекать медицинские диагнозы или старушку-мать. У многих свои счеты с онкологией и мамой. Я вот, например, давно сирота, и у меня миопия высокой степени. Как это соотносится с профессионализмом? Правильно, никак. Пиши, снимай, делай это профессионально, остальное неважно.

Почему я никогда не ходил на пикеты и митинги в поддержку ТВ2? Потому что там защищают не свое право работать профессионально, а свою политическую позицию, которая мне не близка.  

Я телевизионный репортер. Мыслю картинками. И работал в этом качестве на ТВ2 с 1 ноября 2012 года по конец января 2013-го. Поэтому, извините, имею право «говорить и показывать». А там судите сами.

30 ноября 2012 года. В 15.45 все томские новостные информагентства передают: взрыв газа на Сибирской, 33. Есть жертвы.

Топ-менеджмент, продюсеры и ведущие журналисты ТВ2 в этом время собираются на торжественное  собрание, посвященное 55-летию Томского Союза журналистов. Поехали за нарядными платьями, в парикмахерские. Панельный дом в центре жилого микрорайона догорал, МЧС-ники вытаскивали трупы и живых людей из-под завалов, интернет-СМИ выдавали новости каждые пять минут, менялись на месте трагедии репортерские группы «Вести-Томск», а «честные, смелые и объективные» пили и ели на банкете. Никто из «настоящих профессионалов» не сорвался с праздника, не приехал на работу вечером в пятницу. Одинокий оператор без чуткого профессионального руководства снял три кадра и вернулся в студию. Странно, что за несоблюдение корпоративной этики сегодня увольняют, а за неисполнение служебного долга два года назад никого не уволили.

Начальник городского департамента финансов Ирина Ярцева проводила пресс-конференцию, на которой рассказывала о параметрах бюджета на будущий 2013 год. Статьи, расходы, дефицит. Интересно показать это в телевизоре для широкой публики очень трудно. Увидел в проекте бюджета цифру — содержание аппарата городской думы. Она была повыше, чем в прошлом, 2012-м, году. Спросил Ярцеву — почему? Она ответила: в 2013 году происходит сокращение аппарата, некоторых депутатов, работающих на освобожденной основе, поэтому предусмотрены разовые компенсационные выплаты. В 2013 году расходы на думу будут чуть повыше, зато в 2014-м — уже ниже. Как мог, попытался уложить сухую цифирь в короткую устную информацию. Скучно получилось, зато объективно. Главный редактор Виктор Мучник сказал:

— Давай актуализируем информацию? Скажем, что депутаты получат в будущем году больше денег…

— Это по сути неверно, — возразил я.

— Формально это так! — сказал главный редактор. Инфографика вышла с заголовком «Депутаты получат больше денег».

Ярцева со мной не разговаривает до сих пор. Думаю, что и с журналистами ТВ2 тоже.

Юлия Мучник попросила начитать текст, который она написала для рубрики «Было» в своей программе «Час Пик. Суббота». Обычное дело, поскольку мужских голосов на телевидении не хватает, а программа не может быть монологичной на слух, хотя таковой на самом деле является. Все тексты за редким исключением пишет и переписывает Юля. Стою на озвучке, читаю в микрофон незнакомый текст: «Совет Федерации поддержал закон Димы Яковлева. «За» проголосовал и томский сенатор Виктор Кресс». Прочитал и поперхнулся. Общая тональность освещения этого закона в эфире ТВ2 была в то время одна: закон людоедский, все кто его поддерживает — сволочи, однозначно. То есть я своим голосом только что назвал бывшего шефа, которого уважаю безмерно, «людоедом». Кто тогда я, проработавший с ним в общей сложности шесть лет? Как я объясню людям, что текст писал не я, если голос в эфире мой? Попросил Юлю, чтобы начитал кто-нибудь другой.

Кстати, не знаю, исполнила ли она мою просьбу. По-моему, нет.

Флэш-бэк (картинка из более раннего прошлого) про Кресса. Приехали с ним на «100 вопросов губернатору». Областная администрация платила хорошие деньги ТВ2 за эту программу. Директор Светлана Середа просит:

— Виктор Мельхиорович, позвоните Ивану Григорьевичу Кляйну. Мы хотим, чтобы «Томское пиво» спонсировало наши футбольные трансляции, а он говорит, что согласится, только если губернатор даст отмашку.

Кресс звонил. Кляйн платил. После этого в эфире ТВ2 снова появлялись футбольные трансляции и репортажи «Час Пик» из серии «плохие чиновники — бедные люди».

Кресс ругался.

— Ну, хоть бы не красили всех одним цветом. Сказали бы конкретно: чиновник Вася Пупкин из такой-то районной администрации — дурак. Я бы сам уволил. А так снова выходит: во власти одни сволочи работают…

Один раз так сильно обиделся, что полгода вообще не ездил на прямые эфиры в ТВ2. Потом приехал президент ТВ2 Аркадий Майофис, извинился. Передал письмо от главного редактора Виктора Мучника. Честные и смелые ведь не извиняются лично.

К слову сказать, таких случаев было много. Правой ручкой брали деньги у исполнительной власти, левой ногой пинали и говорили: вот такой у нас независимый характер. Мы, честное СМИ, по другому не можем. Это уникальная способность лавировать родилась, конечно, в 90-ые, когда сформировалась целевая аудитория ТВ2. «Маленькие люди» великой страны с патерналистскими настроениями — их всегда много в России, именно они обеспечивают высокие рейтинги и большой кусок рекламного пирога. При этом «маленькие люди», как правило, не склонны критически оценивать себя, в их бедах всегда кто-то виноват. ТВ2 давало им греющий душу ответ — виноваты чиновники, власть. Но отказываться от бюджетных денег ТВ2 тоже не хотелось с точки зрения бизнеса. В разные периоды поступления от областной и городской администраций могли составлять и четверть всех доходов телекомпании. Поэтому основатель ТВ2 Аркадий Майофис — гений переговорного процесса. Беда в том, что любые его договоренности рано или поздно нарушались, а уж когда Майофис передал оперативное управление телекомпанией нынешним топ-менеджерам, это просто стало системой. Кресс, в силу своего отеческого отношения к прессе, терпел канонический, записанный в скрижалях ТВ2 «иронический» тон в отношении своих подчиненных, а вот нынешнее начальство — не стало и обрубило бюджетное финансирование. Поэтому, когда сегодня ТВ2 безуспешно призывает: «Власть, поговори с нами», это понятно. Просто с ТВ2 больше никто договариваться не хочет. А в 2012-м этот процесс на моих глазах вступил в терминальную стадию.

Ноябрь 2012 года. Уже ясно, что многие томские ньюсмейкеры не хотят разговаривать с репортерами ТВ2. Юля Мучник дает мне задание сделать большой репортаж в субботнюю программу про «неперспективный ТГПУ» — его как раз тогда Минобр признал таковым.

— «Пед» — это шарага, — сказала мне Юля. — Я ведь там работала. Надо их уделать.

Думаю: хорошо бы собрать мнения других томских ректоров. Звоню ректору СибГМУ Вячеславу Новицкому.

— Андрюша, а ты где сейчас работаешь?

— На ТВ2.

— Извини, я с ТВ2 не разговариваю. С тобой без камеры о чем угодно, но для ТВ2 — нет.

Сделал-таки спецрепортаж о проблемах томских вузов, о новой системе оценки их работы Минобром, о снижении уровня высшего образования вообще. Материал резковатый, но в целом спокойный, призывающий задуматься о проблемах. Вывод был прямо в стэндапе (корреспондент в кадре) на фоне главного корпуса ТГУ, в который я стрелял из нарисованного пистолета и говорил: «Грешно, конечно, убивать наше высшее образование, но что-то же надо с ним делать».

Уехал по делам в Колпашево в субботу. Звонит мне туда Юля Мучник, говорит:

— Какая-то ерунда у тебя. Надо было «раскатать» ТГПУ, а ты что сделал? Приезжай быстро на монтаж, будем переделывать…

А я за300 километров, не считая парома. Не успевал на монтаж по-любому. Сюжет вышел покоцанный, но, в общем, мой. Но информационные заказы от «Час Пик.Суббота» я больше не брал.

Декабрь 2013-го. Сидим в ньюс-руме. Большая комната, где плотно сидят все корреспонденты «Час Пик». Дебильное изобретение. До массового появления сотовых телефонов вообще было невозможно работать, если по телефону разговаривали сразу два корреспондента. Провести сепаратные переговоры с источником информации тоже трудно. У всех ушки на макушке, сразу вопросы: кто инсайдер, где работает… Защитить источник практически невозможно. Ну ладно, раз такая западная мода, терпим. Есть же и плюсы. Не надо бегать по кабинетам, крикнул громко:

— У кого мобильный Иванова есть?

И номер сотового телефона быстро находится.

Но тут тишина, ближе к вечеру. Я весь день пытался получить от Ольги Кобяковой, тогда начальника департамента здравоохранения, комментарий по поводу увольнения главного врача областной психиатрической больницы. Она не отвечала по телефону, убегала от камеры, если встречались случайно. Ее позиция после однобоких сюжетов про реформы в здравоохранении, была однозначна и бессловесна для  ТВ2. 

Заходит Юля Мучник. Спрашивает у пространства ньюс-рума.

— Я что-то не поняла. Звоню Кобяковой, а она со мной разговаривать не хочет. Может, ее больше не звать в эфир?

Анна Каренина не слышала грохот приближающегося поезда.

Продюсер молчит.

— А она и не просится, — говорю я.

К январю 2013 года стало ясно, что властным структурам дано негласное указание: никакого общения с ТВ2. Для власти это был не бойкот, а, скорее, мера информационной безопасности. Власть не то что на похвалу, на простое классическое объективное противопоставление мнений уже не рассчитывала. Для ТВ2 однозначно Путин был тиран и деспот, во всем виноват режим, на стене в ньюс-руме висел портрет Ходорковского с многообещающей надписью «Власть, мы все помним». Слава богу, летучки еще оставались местом, где спорили профессионалы-журналисты, но и там блеск 20 статуэток ТЭФИ уже мешал смотреть ситуации в глаза.

Январь 2013-го. После трагедии на Сибирской, 33, надо было делать выводы. Не сделали. За первую праздничную неделю нового года мы в «Часе Пик» снова «просрали» (нет другого более мягкого слова в репортерском лексиконе):

— Первые в Томской области успешные роды после экстракорпорального оплодотворения в Томске же. До этого томички искусственно оплодотворялись в соседних регионах. Это был крупный успех обновленной областной системы родовспоможения, все сняли счастливую мать с младенцем в перинатальном центре, а мы нет. 

— Крупную коммунальную аварию, когда в праздники остался без воды весь микрорайон Радужный, и на такую «радость» пожаловал новый министр МЧС Владимир Пучков. Все сняли, мы нет.

— «Вести-Томск» показали видео поджога автомобиля во дворе, пострадал и рядом стоящий джип Андрея Трубицина, уже бывшего заместителя губернатора в реальном секторе экономики. Мы — нет.

— Ну и кое-что по мелочи.

Для одной недели, прямо скажем, многовато. Ясно, что система производства новостей сбоит. Но продюсеры оправдываются:

— Кобякова с нами не работает, поэтому нас не позвали в перинатальный центр, УВД не сотрудничает, поэтому съемку дали ГТРК, а не нам, а в Радужный просто не поехали, мороз был. Да и кто такой этот Пучков?

Я тогда сильно волновался. Переживал за «народные новости «Час Пик»». Говорил о том, что «тактика выжженной земли» в провинциальной журналистике не работает. Что однобокие критические сюжеты ради красного словца и дешевой популярности «пипл хавает», но они приводят к информационной блокаде телекомпании. Что продюсеры должны пастись не в федеральной ленте новостей, а искать местных героев и события, и уж тем более продюсерам не надо в рабочее время обсуждать обивку дивана или вчерашние кулинарные эксперименты. Все-таки ньюс-рум: всем слышно. А у начинающего корреспондента ставка две тысячи рублей, между прочим. Остальное гонорары. Если в первые месяцы напашет на 12 тысяч — радоваться должен. Зарплата продюсера, умеющего с пафосом сообщить в эфире: «Свобода лучше, чем несвобода», в то время зашкаливала за 50 тысяч рублей.

Еще на летучке я говорил о том, что главному редактору надо ехать и восстанавливать отношения со всеми основными ньюсмейкерами, снова налаживать информационный обмен с властью, что, в нынешней ситуации, конечно, трудно и унизительно, но, в конечном счете, необходимо, если мы хотим удержать зрителей и весь «бизнес по продаже телевизионной аудитории рекламодателям», как любил говорить Аркадий Майофис.

— Ты не прав, — сказали мне. И продолжали, как прежде.

Я сказал, что у телекомпании есть серьезные системные проблемы в бизнес-модели, во внутриредакционной политике уже на другой летучке, после которой уволился. Опять волновался. Говорил, что нельзя работать для «маленького человека» и недолюбливать свой народ. Это порождает когнитивный диссонанс в душах корреспондентов. Когда весь коллектив «Час Пик», по крайней мере, на словах, считает, что Россия незаконно аннексировала Крым, а зрители «Часа Пик» в телевизионном интерактивном вопросе ликуют «Крым наш!», то неизбежно в ньюс-руме рождаются разговоры о том, «как нам не повезло с населением».

И когда это «население» тут же звонило и говорило, что у него течет крыша, приезжайте, снимите, ему конкретно отвечали:

— У нас таких звонков сотни! Не тратьте наше время! До свиданья!

Мой первый наставник в журналистике Соломон Львович Выгон учил меня никогда не хамить любому психу, если он звонит в редакцию. А другой наставник по жизни Виктор Кресс научил еще одному правилу: «Не можешь помочь человеку — просто поговори с ним». Наверно, это непрофессионально и занимает много времени, но я до сих пор придерживаюсь этих правил с незнакомыми людьми.

Наверно, читатель скажет, что профессиональный цинизм есть везде, и выносить его на широкую публику не стоило бы, тем более мне, «безработному, которого ТВ2 приютило в трудную минуту». Хочу сообщить, что на ТВ2 меня привела моя будущая жена, полагая, что таким образом избавит меня от хандры среднего возраста. При этом личные проблемы не влияли на производительность, можете посмотреть архивы. Два сюжета в день — это моя норма. Мои репортажи не раз признавались лучшими и отмечались повышенными гонорарами. Наверное, жалели меня, безработного старика. Я не халявил, и поэтому сегодня имею право высказать свой взгляд изнутри на работу самой прославленной в прошлом томской телекомпании.

Последняя картина маслом. Середина 90-ых. В кузовлевской части 37/45 внутренних войск солдаты-срочники сбежали из караула с автоматом Калашникова и расстреляли на выезде из части «уазик» с офицерами. Я тогда работал в государственных телевизионных новостях, мы пытались догнать «Час Пик» по рейтингам, у нас начало получаться. Каждый вечер мы ликовали, когда удавалось снять нечто суперское, что не сняли «тв2шки». «Тв2шки», конечно, знали, про нашу «гонку за лидером» информационного рынка. Но про расстрел в Кузовлево мы «накопытили» первыми. Приехали в часть снять видео, «картинку» как мы говорим. Нас, естественно, не пустили сначала. Мы сняли окровавленный снежок на дороге, где был расстрелянный «уазик», я сказал дежурному офицеру, что мы все равно будем стоять и ждать комментария от командира, будем приставать к выходящим офицерам, солдатикам, но лучше им самим все нам показать. Дежурный офицер сказал:

— Да у нас только «уазик» расстрелянный в боксе, че мы вам еще покажем? — и ушел докладывать начальству.

И тут приехали «тв2шки». Оператор Олег Мутовкин и репортер Денис Бевз, кажется. Наш эксклюзив полыхнул синим огнем на легком морозце. Но жизнь есть жизнь, конкуренция есть конкуренция. Мы стояли у ворот части часа два. Ясно, что уезжать, не сняв главную новость дня, было нельзя. Трепались, курили, травили анекдоты, ну что делать, профессиональный цинизм. Потом к нам вышел дежурный офицер и сказал:

— Командир сказал, что можно снять видео «уазика». И все. Пошли, только быстро.

Операторы схватились за камеры, мы с Денисом за штативы. Тогда аппаратура была тяжелая, не то что нынешняя. Новенький «Бетакам SP» с большим аккумулятором Anton Bauer весил под15 килограммов, зато и хватало его надолго. У моего оператора Олега Иванова был как раз такой, большой аккумулятор. А у Олега Мутовкина, кажется, поменьше. Да какая разница. На морозе одинаково быстро садятся все батарейки. В общем, Олег Мутовкин побелел.

— Мужики, — сказал он. — У меня аккумулятор сел. В ноль. Я ни одного кадра снять не смогу.

Репортеры думают быстро. Особенно, когда дежурный офицер говорит, что «у вас на все про все пять минут». Мысль о том, что сегодня вечером в новостях мы будем праздновать очередную локальную победу над «Час Пик» была, конечно, первой. А вторая была какая-то спутанная, трудная, потому что я сказал:

— Олег, мы вам дадим свой аккумулятор. Только честно давайте: мы пять планов снимем и вы пять планов.

И мы честно сняли по пять одинаковых кадров. С одного аккумулятора. Потому что мы — репортеры. Потому что именно так проявляется настоящая  профессиональная солидарность. И я до сих пор готов разделить с «тв2шками» последний аккумулятор, но позвольте мне не разделять с ними их политические убеждения и уж тем более ответственность за ошибки топ-менеджмента. Я имею на это право. Ну, а все мы имеем право на ТВ2, как имеем право есть или не есть колбасу. Но если закрывают колбасный цех, мы же не выходим на улицу.

P.S. Увольнение Ирины Астафьевой за статью «Про «вкусную акулятину» считаю, кстати, ошибкой «АиФ в Томске». Таких судебных репортеров поискать, и кому-то сильно повезет. Ирина — профи. Но, как говорил патриарх томской журналистики Борис Ростиславович Бережков: «Мы журналисты, а значит, ошибались, ошибаемся и будем ошибаться».

Андрей Остров